Извлечения об Итальянской войне 1550-1559 годов из непереведенного труда Лемонье Последняя война Франции с Карлом Пятым

ТОМ ПЯТЫЙ — БОРЬБА ПРОТИВ АВСТРИЙСКОГО ДОМА (1519–1559)

Содержание книги восьмой

Генрих II, Монморанси и Гизы

Генрих II был высоким, крепким; он любил бурные упражнения, верховую езду, оружие, охоту; он был известен как очень храбрый человек, хотя почти никогда не появлялся на поле боя, где его редко видели во время его правления. Он был чрезвычайно холоден, имел сухую душу, посредственный ум, характер слабый до невыразимости; лицо его правильное, но длинное, неподвижное, тусклое, действительно производит впечатление блеклого и бесхребетного характера. Над Генрихом всегда доминировали: в его частной жизни - давняя любовница Диана де Пуатье, в его суверенной жизни - коннетабль Франции Монморанси, и если последний не оставался абсолютным хозяином власти, то это не потому, что король вернул себе контроль, а потому, что Гизы навязали себя и разделили с ним власть. Это очень бросается в глаза в «Путешествии в Мец» 1552 года, где в Меце дела совершает коннетабль, в Лотарингии — Франсуа де Гиз и где, когда Гиз и Монморанси объединились, чтобы идти к Рейну, они тянут за собой следом короля.

Мы видели, что Франсуа I в последние годы своего правления установил налог на габель (соленой) в провинциях Юго-Запада, Сентонже, Бордо и т. д., которые до этого были освобождены от него. Жестокость налоговых агентов спровоцировала в июле 1547 года подстрекательство к мятежу в регионе Блай и в Сентонже. В июле 1548 года там вспыхнуло настоящее восстание. Повстанцы численностью более двадцати тысяч распространились до Бордо. Некоторые, похоже, апеллировали к англичанам, с которыми Франция имела в то время серьезные разногласия. В августе восстание вспыхнуло и в самом Бордо. Губернатор г-н де Монен был убит; Президент парламента вынужден объединиться с повстанцами. Но члены муниципального органа, напуганные буйством народных страстей, призвали на помощь извне, вооружили буржуазию и через несколько дней восстановили порядок и сами провели несколько весьма жестоких казней.

Однако новости, пришедшие с юго-запада, сильно обеспокоили короля, который тогда путешествовал по Пьемонту. Он поспешил отправить Монморанси и Франсуа де Гиза обратно во Францию ​​с настоящей армией из 1000 латников и 8000 пехотинцев, среди которых было четыре роты этих немецких ланскнехтов, которых так боялось население. Франсуа де Гиз быстро прибыл в Сентонж, и примечательно, что переписка и документы того времени настаивают на его умеренности в репрессиях, как будто для того, чтобы ярче подчеркнуть суровость Монморанси.

Последний, действительно, хотя Бордо уже подчинился, 20 августа вошел в город крупными военными силами и организовал там режим террора: более сотни жителей Бордо были приговорены к смертной казни или к галерам; Парламент был приостановлен, привилегии города отменены, реестры ратуши сожжены, колокола разбиты, с жителей взимались военные взносы. Монморанси покинул Бордо только 9 ноября. Город был как бы разрушен; только 12 июня 1549 года он восстановил не свой парламент, а суверенный двор, в который вошли десять советников из Парижа, восемь из Тулузы, шесть из Руана; только два президента принадлежали к старому парламенту.

По правде говоря, эта суровость была частью обычаев того времени. Правительство, парламенты и сам народ не будут более жалостливы к реформатам (гугенотам), чем Монморанси к жителям Бордо.

Дела Англии и Шотландии

Франции пришлось воевать прежде всего с Англией. Помимо того факта, что Ардрский договор 1546 года оставил ситуацию между двумя странами весьма нерешенной, владение Булонью англичанами создало новый повод для войны, к которому добавились жалобы шотландцев, которые остались за пределами договора. и потребовали включения.

Эдуард VI, преемник Генриха VIII, получил корону, когда ему было всего девять лет. Герцог Хартфорд, его дядя по материнской линии, сам провозгласил себя Протектором и герцогом Сомерсета. Но ему пришлось бороться с интригами и восстаниями, бушевавшими по всей Англии. Когда ему удалось их подавить, он был свергнут герцогом Уориком в 1549 году и казнен в 1552 году.

В Шотландии Мария Стюарт, родившаяся в 1542 году, правила в течение пяти лет под фактическим регентством своей матери, Марии де Гиз Лотарингской. Под угрозой вторжения англичан в 1547 году Мария Лотарингская обратилась за помощью к Генриху II, предложив выдать маленькую королеву замуж за дофина Франсуа и даже немедленно увезти ее во Францию.

В это время англичане возобновили планы бракосочетания Эдуарда VI и Марии Стюарт, выдвинутые уже в 1543 году. Поскольку этот роман заинтересовал Гизов из-за их отношений с Марией Стюарт, их амбиции во многом определили новое направление французской политики. Они умели объединить свои интересы в Шотландии с национальным делом — возвращением Булони.

Правительство Генриха II сначала попыталось прийти к соглашению с Англией по этим различным вопросам, и в мае и июне число посольств увеличилось. Затем, когда французский флот был отправлен в Шотландию, Сомерсет арестовал французских подданных и занял воинственную позицию, одновременно предлагая вернуть Булонь, если король согласится принять англо-шотландский брак. Но советники Генриха II с декабря 1547 года думали о похищении Марии Стюарт, чтобы сделать действия англичан иллюзорными и бесполезными , и в 1548 году, не порывая открыто с Англией, они решили действовать в Шотландии. Франсуа д'Омаль организовал флот, который в июне высадил в Лейте 6000 человек. 13 июня 1548 года де Сельве сообщил из Лондона, что сделаны все приготовления для перевозки Марии Стюарт во Францию, куда она прибыла 20 августа, избежав неприятельских кораблей. Но французы действовали в Шотландии как беспорядочные и беспокойные хозяева. «Если король не отдаст приказ своей кавалерии, которая находится здесь, наша страна не сможет выдержать зло, которое творят там солдаты» , — писала Мария Лотарингская. Наши войска потерпели поражение, и шотландцы, по словам нашего посла, были очень рады, что их так хорошо потрепали.

В конце 1548 года император приехал поселиться в Брюссель, чтобы более внимательно следить за событиями. Английские и имперские дипломаты стремились заключить союз; в случае необходимости англичане уступили бы Булонь Карлу. Но ни в 1548, ни в 1549 году им не удалось вывести его из нейтралитета. Он ограничился разрешением набрать от имени Англии от пяти до шестисот всадников. На самом деле он стремился прежде всего продлить шотландскую войну, чтобы занять французов, потому что знал их плохое расположение к нему, и англичан, потому что видел склонность Протектора к протестантизму.

Сомерсет, однако, объявил войну Франции, но, видя, что остался в одиночестве, он подписал 24 марта 1550 года договор, по которому Булонь возвращалась Франции в обмен на выплату 400 000 золотых крон вместо 800 000, установленных договором 1546 года, и даровал мир Шотландии. С этого момента не было ничего, кроме постоянно повторяющихся дрязг: грабежей англичан в Шотландии, шотландцев в Англии, захватов французских или английских кораблей, контрабанды. Однако до смерти Эдуарда VI 6 июля 1553 года состояние войны между Францией и Англией было приостановлено.

Дипломатическая борьба между Францией и императором

Едва умер Франциск I, как Карл V оказался на грани подчинения Германии и решения там религиозного вопроса.

Изгнав из империи курфюрста Саксонского Иоанна Фридриха и ландграфа Гессенского, Карл V объединил против лютеранских князей 35 000 пеших и 5 000 немецких, итальянских и папских всадников. Карл V заручился поддержкой Морица Саксонского, который претендовал на герцогство и рассчитывал получить его от императора. Со своей стороны, Шмакальденский союз протестантов имели 50 000 пеших и 8 000 кавалеристов. Но это были плохо дисциплинированные войска, лидеры которых очень плохо ладили между собой. Они были разгромлены при Мюльберге 29 апреля 1547 года; курфюрст Саксонии попал в плен. Карл созвал сейм в Аугсбурге на 1 сентября, надеясь получить от него поддержку своей политики.

Но Карл V почти сразу же оказался перед лицом всевозможных трудностей, которые на протяжении тридцати лет постоянно срывали его планы и делали бесплодными его самые блестящие успехи.

Прежде всего Карл V был тяжело болен, изнуренный подагрой, болями в желудке, заботами о власти или горестями. Во всей переписке люди говорили о его скорой смерти, они ожидали ее; сам он считал себя в большой опасности в начале 1548 года и возобновил уже написанные им в 1543 года инструкции для своего сына Филиппа.

Тогда Карл V не мог потерять интереса к делам в Италии, где все всегда зависело от происшествий или интриг. В 1547 году имперцы владели Миланом и Неаполитанским королевством; венецианцы, прочно обосновавшиеся в своих владениях на суше, занимались главным образом восточными делами и тщательно сохраняли нейтралитет; Козимо Медичи, обосновавшийся во Флоренции с 1530 года, был для императора тем более верным союзником, что ему приходилось опасаться покушений изгнанников, fuorusciti , широко распространенных во всех иностранных дворах, и особенно Строцци, беженцев во Франции, где они были в большой милости у Генриха II; герцоги Мантуи также были клиентами Карла; он также мог рассчитывать на Андре Дориа в Генуе. У Генриха II остался только один союзник в Италии — дом Феррары, лидер которого Геракл II женился на Рене, дочери Людовика XII. Правда, он жил с ней в очень плохих отношениях, однако союз с Францией укрепился браком их дочери и Франсуа де Гиза.

Поэтому положение императора казалось очень сильным, но возник конфликт с папой Павлом III, который, как почти все его предшественники, смешивал личные страсти с религиозными заботами. Он сделал герцогом Пармы и Пьяченцы своего естественного сына Пьера-Луи Фарнезе. Однако после того, как Луи Фарнезе был убит в Плезансе 10 сентября 1547 года, маркиз де Гонзаг, губернатор Милана, оккупировал город от имени императора. Это стало сигналом к ​​новому перевороту в Италии, поскольку Папа, в отчаянии из-за смерти своего сына, обратился против агрессоров и против императора, которого он обвинил в соучастии.

Этот серьезный инцидент, к которому отношение Карла было весьма двусмысленным, несомненно, способствовал препятствованию его немецкой религиозной политике, которая была весьма взвешенной. Самым серьезным вопросом всегда был вопрос о соборе, который разделял протестантов и католиков, Папу и Карла, хотя все этого требовали. Лютеране хотели иметь свободный собор, то есть свободный от любого императорского или папского вмешательства, и они требовали, чтобы в его состав входили как реформаты, так и католики. Император хотел, чтобы собор состоялся в Тренте, чтобы он зависел от него; Папа хотел собора в Болонье, чтобы избежать немецкого влияния.

После битвы при Мюльберге Павел III на мгновение надеялся, что император воспользуется своей победой, чтобы уничтожить ересь. Его очень раздражало то, что он откладывает дела на потом; затем он перенес в Болонью собор, уже собравшийся в Тренте; Карл ответил на эту меру отменой декретов собора и отзывом своего посла из Рима; затем, 15 мая 1548 года, он провозгласил знаменитый Временный договор, известный как Аугсбургский Временный договор, которым он пытался навязать статус-кво в религиозных вопросах до принятия решения Собора. Это послужило поводом для новых неприятностей: реформаты отвергли эту отравленную кашу, большего и католики, и Папа Римский не желали; Восстали Саксония, Бранденбург, великий город Магдебург. Когда Павел III умер 10 ноября 1549 года, Юлий III, сменивший его, был настроен не лучше, хотя император и заигрывал с ним.

Фактически, немцы в основном опасались, что император установит свое политическое господство благодаря религиозным волнениям, и именно поэтому лютеране и католики отложили свои соответствующие претензии, как только Карл показался слишком могущественным. Поэтому они не разоружились.

Возможный раздел его наследства еще больше усилил замешательство императора. В течение долгого времени было решено оставить своему сыну Филиппу только Испанию, Фландрию и Италию, а империю оставить за его братом Фердинандом. С 1548 года Карл V вернулся к химере единства. Марильяк писал в феврале 1549 года, что при дворе Брюсселя заговорили о том, чтобы сделать принца Испании королем римлян. Фердинанда это очень раздражало, но Карл, вероятно, подталкиваемый сыном, не хотел отказываться от своего проекта, который был подхвачен со всевозможными комбинациями его сестрой Марией Венгерской и его министром Гранвелем. Гранвель предложил выдать дочь Фердинанда замуж за Филиппа, которого назвали бы вторым королем римлян, чтобы он стал императором только после смерти своего дяди. Фердинанд принял идею, но затем отказался, несмотря на уговоры Карла, упорствовавшего в своем замысле, основать и сохранить величие своего дома, о чем он писал сестре.

Одним из результатов этих разногласий было то, что император полностью отстранился от венгерских дел, где были так затронуты интересы Фердинанда, а также Германии, из-за опасности, исходившей от османов. На неоднократные просьбы брата о помощи в 1548, 1549 и 1550 годах он отвечал лишь медлительными обещаниями, надеясь привести его к соглашению. Фердинанд же очень слабо поддерживал императора в делах Германии и Франции. На самом деле, начиная с 1549 года, двое владык почти враждовали. В ноябре 1550 года между ними произошла такая жестокая ссора, что Фердинанд решил общаться с Карлом только посредством писем.

Филипп был не намного лучше расположен к своему отцу; его советники, по крайней мере, не преминули противопоставить молодого князя престарелому, измученному императору: это очень ясно видно в их переписке. Карл V в последние годы своего правления правил прежде всего с помощью своей сестры Марии Венгерской, регентши Нидерландов, и это объясняет, почему импульс политике часто переносился из Германии или Испании в Брюссель. Также в Брюсселе пройдут самые торжественные церемонии отречения от престола.

Отношения между Францией и императором продолжали оставаться весьма напряженными с 1547 года. В инструкции, которую Карл написал для своего сына в начале 1548 года, когда он считал себя находящимся под угрозой смерти, он рекомендовал ему сохранять мир, "одна из вещей, о которой я наиболее настойчиво прошу Бога", оставаться в хороших отношениях с немецкими государствами, швейцарцами, англичанами, папой и итальянцами, соблюдать перемирие с турками, потому что "короли и все хорошие люди должны выполнять взятые на себя обязательства, даже в отношении неверных". Единственным исключением из этого европейского концерта был король Франции, которого Карл V не преминул еще раз упрекнуть в том, что он нарушил единство христианства при пособничестве османов; Карл V предсказал, что Генрих II пойдет по стопам своего отца, от которого он унаследовал ненависть, которую его предки всегда проявляли по отношению к Габсбургам. Даже в Индии он видел опасность со стороны французов. «Мы не должны переставать следить за ними», — написал он. Однако Карл V посоветовал избегать разрыва, а потребовав неукоснительного исполнения договоров.

Практическим развитием этого письма были инструкции, адресованные Симону Ренару, назначенному послом во Францию ​​в конце 1548 года. Ренар в основном обратится к конетаблю Франции. Посол будет возражать с подобающей скромностью, всегда соблюдая то, что ему пишут, а иногда и резко высказываясь. Он будет внимательно следить за отношениями Франции с Папой и итальянскими государствами, с Англией, с немцами и турками; он будет знать финансовое положение; он будет знать, есть ли при дворе немецкие или итальянские капитаны, вооружаются ли галеры в Понанте или Леванте, возобновляют ли Альбреты свои проекты в Наварре.

Таким образом, это был мир с Францией, но мир очень подозрительный и всегда вооруженный. Однако после смерти Франциска I оставалось только два по-настоящему открытых вопроса: вопрос о Савойе и Пьемонте, оккупированных французами и на которые претендовал Филибер-Эммануэль, рассчитывавший на поддержку императора; и это испанская Наварра, на которую до сих пор претендует Анри д'Альбре. Теперь, по этим двум пунктам, Карл был готов медлить, и даже у него были сомнения относительно владения Наваррой, незаконно завоеванной Фердинандом Католиком, что почти заставило его принять возможность реституции.

Но существовали и другие общие причины войны, поскольку король Франции еще не был готов отказаться от Италии; более того, борьба между ним и императором была борьбой за политическое превосходство - следовательно, нечетко определенное - не говоря уже о том, что долгое соперничество создало между Францией и Австрийским домом традиции непонимания и вражды, которые почти сами по себе стали причинами для враждебности.

Дела Наварры привлекали внимание с самого начала правления, поскольку Анри д'Альбре продолжал интриговать на стороне Испании при соучастии своей жены Маргариты. Предметом переговоров был брак Жанны д'Альбре, который уже в 1540 году вызвал столько трудностей всякого рода. Генрих намеревался добиться мирной реституции Карлом Наварры, предложив союз Жанны с принцем Филиппом Испанским.

Эти комбинации содержали в себе множество угроз Франции, и король почти сразу после своего воцарения решил женить на Жанне француза, которой были предложены Антуан де Бурбон или Франсуа д'Омаль. После долгих переговоров Антуан де Бурбон был принят; свадьба состоялась 20 октября 1548 года.

Анри д'Альбре сразу же задумался о новых свадьбах и самостоятельно взялся за идею испанского брака, затем предпринял попытку вторжения в Верхнюю Наварру в 1551 году, затем добился руки Кристины Датской, племянницы Карла V, и предложил помощь во вторжении во Францию ​​с юга, затем попросил полномочных представителей Генриха II поддержать его требования. Он умер, подвергнутый критике, 29 мая 1555 года, после того, как в конечном итоге послужил игрушкой для двух государей, которыми, как он думал, он играл сам.

В течение некоторого времени Турция, казалось, была менее склонна поддерживать французский союз, и, возможно, сам Генрих II испытывал некоторые колебания в начале своего правления. Д'Арамон, посол в Константинополе, писал в июне 1547 года, что турки подозревали, что король мало уважал их дружбу, поскольку они не позаботились официально сообщить султану о смерти Франциска I. Посол объявил, что Великий Везирь ведет переговоры с римским королем: и это было правдой, поскольку Фердинанд и Карл добились продления на пять лет перемирия, подписанного в 1546 году. Султан Сулейман Великолепный был очень занят в Персии, где сам руководил новыми походами до 1550 года; падишах был стар, окружен интригами, над которыми он уже не умел господствовать и вожди которых были довольно благосклонны к сохранению мира с Австрией. Так продолжалось по крайней мере до 1551 года.

Но, по мере приближения разрыва между Францией и Императором, г-н д'Арамон оказался на одном из кораблей османского флота корсара Драгута, захватившего Триполи у мальтийских рыцарей в 1551 году. Немного позже, в 1553 году Барон де ла Гард и Драгут вместе опустошили итальянские побережья. Несмотря ни на что, понимание всегда оставалось весьма шатким.

После того, как Франция освободилась от беспокойства со стороны Англии, после договора 1550 года, оппозиция имперской политике проявилась повсюду. Генрих отказался послать представителей на заседание собора в Тренте. Он поддержал города Германии и князей, восставших против Карла, и отправил специального посла в Магдебург, следуя, таким образом, совету Марильяка, который советовал поддерживать дела Германии в величайших возможных трудностях. Наконец, когда Мориц Саксонский тайно отделился от императора, король Франции вступил с ним в сношения. К концу 1550 года продолжался целый ряд очень тесных переговоров не только с Морицом, но и с рядом лютеранских князей.

25 мая 1551 года они отправили посольство к королю Франции, чтобы просить его поддержки против императора, который хотел навсегда поработить немецкий народ. В октябре и ноябре переговоры начались в полную силу, и Генрих II подписал с Морицом и реформаторами первый договор pro Germaniæ patriæ libertate recuperanda (За восстановление свободы немецкого отечества), который был подтвержден 15 января 1552 года в Шамборе, куда прибыли некоторые из них: и послы Мекленбурга, а также делегаты из Страсбурга, Нюрнберга и некоторых других городов. Король обещал субсидии немецким конфедератам, которые взамен оставили города Мец, Туль и Верден; Говорили также о Камбре, еще одном имперском городе. Генрих сохранит эти города в качестве викария Империи.

Ничто из этого не ускользнуло от имперского правительства, которое жаловалось все сильнее и сильнее. Гранвель заметил, что конетабль в начале правления сказал, что нынешнее правление короля, его господина, совершенно отличается от правления покойного короля, и что в этом случае можно было бы найти истинным то, что сказанное подтвердит, и что да будет да, и что нет будет нет , но поведение едва ли отвечает этим обещаниям.

Уже в начале 1551 года все шло к открытой борьбе, причем весна была временем, когда обычно колеблются все настроения, как человеческого тела, так и политического тела. Лето, однако, прошло во взаимных заверениях в стремлении сохранить мир, которому противоречили вооружения, концентрация войск, практика, сохранявшаяся повсюду. В сентябре послы запросили паспорта с обеих сторон, и Мария Венгерская, говоря о кознях французов в Германии, ожидала вступления кампанию в 1552 году.

Поход на Рейн и осада Меца

Военные действия начались косвенно в Италии. Король Франции стремился не только укрепить свою власть в Пьемонте, но и создать клиентуру на полуострове. В октябре 1547 года он заключил оборонительный союз с Павлом III. В 1548 году он совершил поездку в Пьемонт, где окружил себя большим военным аппаратом; он вошел в Турин в августе и принял своих союзников из Италии, в частности герцога Феррары. Весной 1551 года король приказал взять под свою защиту племянника папы Октавиана Фарнезе, осажденного в Парме испанцами; он послал войска в Сиену и приказал маршалу де Бриссаку начать операцию в Пьемонте. Генрих очень настаивал на том, что император убедил его, что дела Италии подобны свободной территории, где два государя могут действовать, не нарушая соглашения. Но эта двусмысленность не могла продолжаться долго: в начале 1552 года она закончилась открытой войной.

Наконец, французские послы предложили сохранение мира при условии, что император отдаст Франции Милан, Асти, Неаполь и Сицилию, Арагон, а также суверенитет в отношении Фландрии и Артуа; чтобы император вернул Наварру Альбретам и признал свободу Сиены. И, как говорилось в инструкции, если император воспользуется договором, подписанным в Крепи (после многих других) Франциском I, то со стороны Франции будут поданы достаточные и надлежащие протесты против упомянутого договора.

Было решено, что коннетабль Франции нападет на Мец, а король и Франсуа де Гиз войдут в Лотарингию под предлогом урегулирования герцогских дел, на самом деле для того, чтобы отобрать власть у герцогини Марии-Кристины, племянницы Карла, которая осуществляла регентство в пользу своего несовершеннолетнего сына Карла.

Перед своим отъездом Генрих II собрал парламент на торжественное собрание и попросил Монморанси объяснить причины своей политики. Объяснив, что он собирается делать в Германии, король заявил, что оставляет регентство королеве и королевскому Совету. Потому что Совет, сказал он, должен знать лучше, чем магистраты, волю короля, важность дел и истинные мотивы указов.

Монморанси собрал большую армию в Витри, о которой Рабутен дает длинное и интересное описание:

Начнем с пехоты: там было три батальона Куарреса; первыми из которых были старые прапорщики, оплаченные и поддерживаемые со времен короля во время войн в Пьемонте, Шампани и Булони, а также другие новые капитаны, назначенные в начале этих войн, без учета храбрых солдат и молодых дворян, которые были там для своего удовольствия и без платы от короля.

Второй батальон (был) из гасконцев, арманьяков, бискайцев, беарне, басков, перигурдинцев, провансов и оверньятов, чудовищных фазанов численностью от десяти до двенадцати тысяч человек, из которых могло быть от восьми до девяти тысяч, несущих длинные деревянные шесты (пики), и две-три тысячи аркебузиров. Третий был из Аллеманса, насчитывавший, как я полагаю, от семи до восьми тысяч, из которых полковником был граф Рейнгрейв.

Что касается жандармерии и кавалерии, то там могло быть тысяча или одиннадцать сотен латников со свитой лучников (по два лучника на каждого); воины едут на gros roussins (больших лошадях), турках и испанских лошадях, в броне от макушки до кончика ступни, с копьем, мечом, уколом (длинным мечом), кутлазом или булава, еще не перечислив свиту других лошадей, на которых находились их куртиллеры и валлетцы; и, прежде всего, появились предводители этих рот и другие великие лорды, очень богато вооруженные позолоченными и гравированными доспехами всех видов; их сильные и ловкие кони, одетые и облаченные в барды и клинки из стали, легкие и богатые, или в прочные и свободные кольчуги, покрытые бархатом, парчой из золота и серебра, золотой работой и вышивкой в ​​неописуемом великолепии; лучники вооружаются легко, неся полукопье, пистолет на седле, меч или кустеллац... Что касается легкой кавалерии и аркебузеров верхом, то там могло быть около двух тысяч легких лошадей, которые были легко вооруженные корсельцами, брассалями и бургиньотами (легкими шлемами), полукопьем, пистолетом, катлазом или копьем Гельдерса... Конных баркебузиров было от двенадцати до полутора тысяч, вооруженных жаками и кольчужными рукавами или кирасины, бургиньоты или морионы, аркебузы длиной в три фута у седла.

На первый взгляд эта армия, кажется, мало чем отличается от тех, которые сопровождали Карла VIII, Людовика XII и Франциска I в Италию. Это всегда воины в тяжелых защитных доспехах, на конях, закованных в железо, а копье или меч остаются главным наступательным оружием. Даже пышность костюма напоминает триумфальное вступление Карла VIII в Неаполь или Франциска I в Милан. Но в 1552 году там было 30 000 пехотинцев против 3 000 латников и лучников. И прежде всего мы видим появление от 2 до 3 тысяч пеших аркебузиров, аркебузиров на лошадях и даже всадников, вооруженных пистолетами, тогда как еще в 1520 году во французских войсках насчитывалось едва несколько сотен таковых.

Это потому, что, по сути, система огнестрельного оружия была усовершенствована. Порох лучше, мы умеем его регулярно измельчать; у нас есть два типа аркебуз: аркебуза с фитильным замком, где пружина подносит зажженную спичку к чаше, наполненной порохом, сообщающейся со стволом ружья; и прялка-аркебуза, где порох из чаши воспламеняется от искр кремня, трущегося о рифленую прялку, быстро перемалываемую механизмом. Этот второй процесс, позволяющий избежать метода проб и ошибок, необходимого для зажигания фитиля, объясняет, почему появились аркебузиры верхом на лошадях, и, прежде всего, объясняет изобретение пистолетов, которые глубоко изменят условия боя, поскольку они по сути являются мобильным оружием. Однако эта тактика еще не очень обновилась, особенно среди французов. Персонал застрял в старых практиках; настоящая военная революция займет много времени.

Отправившись из Жуанвиля, король переправился через Маас и 10 апреля встал перед Тулем, чьи магистраты открыли ему ворота; Коннетабль, со своей стороны, вошел в Пон-а-Муссон и расположился лагерем под стенами Меца. Город был полон разногласий и весьма анархичен, простые люди, как и везде в то время, были враждебны правящей аристократии; с другой стороны, епископ Робер де Ленонкур, всецело преданный Франции, организовал партию, благоприятствующую Генриху II, тем более легко, что горожанам приходилось страдать от поборов имперских капитанов вокруг города. Однако Монморанси захватил Мец лишь хитростью. Члены муниципального органа согласились пропустить его через город, но имея всего два отряда пехоты, он выбрал элитных солдат, численность которых была намного больше, чем у гарнизонных войск. Когда хитрость была раскрыта, было уже слишком поздно: одна из банд уже была в центре города, другая занимала одни из ворот. Таким образом, Мец был вынужден подчиниться, и 10 апреля коннетабль занял его.

В это время король и Франсуа де Гиз сосредоточили свое внимание на Лотарингии, которую необходимо было вывести из-под имперского влияния. В Лотарингии именно Франциск и его брат кардинал подготовили почву. Как только король прибыл в Нанси, он объявил себя защитником и хранителем народа и имущества герцога Карла. Чтобы лучше защитить его, он отправил его ко двору, предоставил регентство графу Водемону и разместил гарнизоны в крепостях.

18 апреля он присоединился к Монморанси в Меце, затем вся армия была направлена ​​к Рейну. Он прошел через Сарребур, с трудом переправился через Вогезы, все еще засыпанные снегом, и только 3 мая прибыл в Саверн, затем направился в Страсбург, где коннетабль совершенно наивно полагал, что сможет возобновить военную стратегию, так удачно увенчавшуюся успехом в Меце. Но жители Страсбурга были подозрительны и категорически отказались принять короля, если его сопровождало более сорока дворян из его двора. Что же касается наверняка описать положение и стены Страсбурга , — говорит Рабутин, — то я не могу, подойдя лишь на одну лигу; потому что граждане не хотели никого впускать, только приближаясь на расстояние выстрела пушки. И добавляет: «Жители этой страны горды и надменны, потому что они не несут ответственности за большие поборы и не привыкли видеть воинов, спящих в своих постелях». Именно с этим чувством гордой независимости столкнулись коннетабль и король, а также сам император.

В Германии они также столкнулись с национальным чувством, которое сочеталось с антиимперскими страстями и просыпалось, как только речь шла об иностранцах. Император на мгновение оказался в величайшей опасности, потому что Мориц Саксонский, доведя до конца свою измену, 19 мая бросился на Инсбрук, откуда Карл едва успел бежать. Эта попытка вернула симпатии части немцев. Принцы собрались в Вормсе, и Императорская палата Шпейера попросила Генриха II не идти дальше. Карл V рекомендовал своему брату напомнить государствам о вреде, который король Франции в последнее время причиняет Священной Империи (оккупацией) Меца, Вердена и Туля, а также о насилии, которое он применяет против герцога Лотарингского, конфедерата и союзника Священной Римской империи, призывая их учитывать это и что Священная Римская империя не должна терпеть это. С другой стороны, Мария Венгерская послала в Люксембург армию, которая могла угрожать линии отступления французов.

Итак, мы вернулись, несмотря на большие трудности. На обратном пути мы взяли Монмеди, Бульон, а король вошел в Верден. Затем лагерь был расформирован 26 июля как из-за происходивших там тяжелых болезней, так и из-за обилия дождей. Кампания оказалась прибыльной; это было бы в большей степени таковым в будущем, если бы суровость Монморанси и бесчинства солдат не оттолкнули население недавно приобретенных земель.

Карл поспешил сблизиться с лютеранами, и 27 мая в Пассау открылся сейм, на котором вновь искали почву для примирения между двумя религиями. Но реформаты, чувствуя свои преимущества, предъявляли самые разные требования. Карл, со своей стороны, испытывая совестливые сомнения, которые видение смерти еще более усилило в этой мистической душе, отказался принять положения договора, подготовленного сеймом. И как Фердинанд не умолял его смириться с этим договором, потому что, если император откажется, он, король римлян, не сможет избежать своего разорения, видя, что турки уже вошли в Трансильванию и Венгрию со значительными силами, и что он не мог сопротивляться без помощи Империи, Карл ответил, что ничего не сделает против своего долга и своей совести, даже если все будет потеряно.

Однако 2 августа Карл согласился принять Пассаускую сделку, которой отменил Аугсбургское временное соглашение, пообещал созвать сейм для урегулирования религиозных дел и освободил князей, заключённых после битвы при Мюльберге. Тогда Карл смог обратить все свои силы против врагов извне.

Он собрал большую армию; со всех сторон и особенно из Италии приходили отряды солдат, которые мало-помалу собирались в долине верхнего Дуная. Во Франции задавались вопросом, предназначались ли они для войны против турок, в очередной раз вторгшихся в западную Венгрию, или же они будут направлены против Меца. Сомнение, однако, было едва ли возможно, так как Карл V не мог, не ставя под угрозу свою власть в Германии, признать владение Францией Мецем как свершившийся факт; он заявляет об этом несколько раз в своих письмах. Только, как всегда, он действовал медленно, и в нем уже не было прежней энергии: «Поскольку Его Величество, — сказал доверенное лицо Филиппа II, — хочет всем управлять и обеспечивать все в одиночку, то все неорганизовано». Еще 18 августа он находился в Аугсбурге и не сообщил о своих окончательных планах. В это время (17 августа) в Мец прибыл герцог Гиз для организации обороны.

Город Мец окружен с запада, севера и востока реками Мозель и Сейль, которые встречаются на его северо-западном конце; две реки, широкие и многоводные, разделенные островами на несколько рукавов, образуют очень прочный природный пояс; Только на юге от Сели до Мозеля простирается широкая равнина, через которую можно напрямую добраться до этого места. С трех сторон, защищенных водотоками, была простая стена с некоторыми более важными сооружениями на северо-востоке, вокруг трех ворот на Сейле: Порт-Сент-Барб, Порт-де-Аллеманд, Порт-Мецель. Именно на юге были сосредоточены почти все оборонительные сооружения, от ворот Сен-Тибо в направлении Сейля до Тур д'Анфер и Платоформ Сент-Мари в направлении Мозеля, с воротами Шампенуаз в центре. Но эти укрепления были отсталыми или в плохом состоянии.

Гиз сразу же позаботился о разработке системы защиты. С ним были артиллерийские комиссары и люди, знающие фортификационные дела: М.М. де Сен-Реми, д'Ортоби, де Попенкур и Камиль Марэн, причем последний особенно умел и очень опытен. Он посетил все точки обороны, восстановил валы, окопы, завершил вооружение; он приказал разрушить пригороды. Были снесены даже церкви; старая базилика Сен-Арну была снесена. В городе он также удалил все здания, которые могли служить орентиром для артиллерии. Башни церквей были снесены, а их платформы переделаны под батареи. Он приказал доставить урожай в Мец и образовать пустыню в радиусе нескольких лиг; он избавился от бесполезных ртов. Более сотни принцев, лордов и простых джентльменов пришли сюда ради удовольствия: среди них Ангиен, Конде, Эльбеф, два сына Монморанси.

Герцог Альба, получивший командование императорской армией, прибыл 19 октября к Мецу, к Немецким воротам. Сначала направив свои атаки с этой стороны, он почти внезапно повернул на юг и расположил основную часть своей армии между Сейль и Мозелем, перед укреплениями между воротами Сен-Тибо и платформой Сент-Марьед. Трудность обороны герцога де Гиза осложняла присутствие маркиза Альберта Бранденбургского, имевшего 3000 кавалеристов, 15 000 пеших и 40 артиллерийских орудий. Этот двусмысленный персонаж, отвергнутый Германией как разбойник, благодаря войне укрылся в регионе Лотарингии и вел переговоры как с королем Франции, так и с императором. Он стоял вокруг Меца, прося, чтобы его пустили в город, но получил отказ от Гиза, который справедливо относился к нему с подозрением.

Император прибыл в лагерь 20 ноября. Он был настолько болен, что его пришлось нести на носилках. В последний момент он сел на белую лошадь и предстал перед своей армией под бурные возгласы. Он долго колебался перед приездом и объяснил сыну, что в случае неудачи его слава также была бы скомпрометирована, если бы он остался в стороне от осады, которую он один хотел предпринять. Он начал с переговоров с Альбертом Бранденбургским, несмотря на его сильное отвращение к тому. Когда он взял его к себе на службу, корреспондент Филиппа II настаивал на важности этого сближения; но, сказал он, Его Величество будет вынужден подать руку маркизу, это тяжело.

В середине ноября вокруг Меца находились три армии; испанский лагерь на юге, так называемый лагерь королевы Марии (Марии Венгерской) на севере, лагерь маркиза Альберта на юго-западе. Главную осаду возглавила Южная армия, штаб-квартира которой была у Карла V; хотя в сообщениях говорится о тысячах пушечных выстрелов по воротам, хотя против Порт-Шампенуаз были предприняты очень большие усилия, операции проводились осаждающими довольно медленно. Не похоже, чтобы это место когда-либо подвергалось серьезной угрозе. 6 ноября герцог Гиз написал королю, что он полон решимости удержать Мец и что королевскую армию можно использовать для других операций. Однако мы не можем объяснить бездействие Монморанси и Генриха II, которые ограничились отправкой некоторой помощи до тех пор, пока бои не были завершены. Из Сен-Миеля коннетабль вернул армию в Реймс, где находился король, а в конце ноября — в Компьень. Бездействовал под Мецем, где, тем не менее, было легко действовать, Коннетабль бездействовал и в Артуа, в Пикардии, где враги причинили большой вред.

Однако положение Императора было не очень хорошим; ему приходилось беспокоиться о том, что происходит в Германии; Италия не была в безопасности; денег не хватало: если бы испанский флот не прибыл в Нидерланды 4 ноября, он был бы не в состоянии оплатить свои войска, потому что казна Антверпена была финансово истощена. 2 декабря нехватка была острой; Карл или его советники направили Филиппу очень срочные призывы. Но он сдержался; мы можем очень ясно видеть, что его доверенные лица, не колеблясь, сообщали ему о допущенных ошибках и предполагали, что его отец серьезно угасает.

В декабре в стенах Меца открылись бреши, была разрушена Адская Башня, но осажденные немедленно возвели позади новые укрепления. Император хотел генерального штурма; его Совет выступил против этого. Была середина зимы, лагерь затопило дождем, солдат косили болезни. 24 декабря в лагере была опубликована резолюция об отказе от осады, а 26-го началось отступление.

Даже в это время, если верить письму Франсуа де Гиза своему брату, мы в Меце были далеки от надежды на успех. Не пойте мне больше в своих письмах, говорил он, что Государь должен уйти отсюда и быть уверенным, что, если он не сильно обманет нас, пока у него есть жизнь, он не захочет получить этого позора: уйти прежде, чем он увидит конец, если силы нашего господина не заставят его сделать это.

Император отступил 11 января. 6-го числа Гиз совершил вылазку; Императорский лагерь и его окрестности он нашел в ужасном состоянии: непогребенные трупы, брошенные раненые, повсюду разбитые палатки, заваленные мертвыми лошадьми тропы, разбитые машины. Из 60 000 человек императорской армии Карл V, как утверждал Гиз, взял только 12 000 трудоспособных мужчин. Французы, напротив, потеряли будто бы лишь двадцать два знатных человека, несколько латников, легких всадников или конных аркебузиров, двести пятьдесят солдат из различных отрядов. Гиз проявил себя очень гуманно по отношению к раненым и больным противника, которых он собрал в Меце и поручил лечить французским врачам.

Монлюк сказал, говоря о герцоге де Гизе: «Не было человека, который не считал бы его одним из самых бдительных и старательных лейтенантов, которые были в наше время, к тому же столь рассудительным, умеющим встать на его сторону только после, если по его мнению, не следует думать о том, чтобы найти лучшее. Более того, он был принцем настолько мудрым, таким фамильярным и таким учтивым, что не было в его армии человека, который бы добровольно не подверг себя риску ради своего командира, настолько хорошо он умел завоевывать сердца. Такого суждения заслуживает поведение герцога во время осады Меца: он был бдителен, рассудителен, умел возбуждать преданность. Он умел использовать все ресурсы, превосходно организовывал оборону. В то время, кроме того, было легче оборонять большое место, чем брать его: Павия, Мезьер, Марсель, дважды осажденные, сопротивлялись; Сиена была потеряна только через шесть месяцев из-за голода. Сен-Кантен, почти неожиданно застигнутый врасплох, беспомощный, лишенный защитников, более месяца продержался против пятидесяти тысяч человек.

После снятия осады Меца война с обеих сторон велась очень медленно. Военные события, от которых сильно пострадал народ - на северо-восточной границе единственной стратегической системой оказалась выжженная земля - проходили с жалким однообразием и невероятной мелочностью результатов.

Походы в Италию и Пикардию

Опять война была перенесена в Италию: де Сельве в Венеции, дю Белле и Лансак в Риме, г-н де Лодев в Ферраре были очень взволнованы, не получив ничего, кроме призрачных обещаний. Бриссак, получивший управление Пьемонтом в 1550 году, продолжал решительно организовывать страну и расширять круг французских владений посредством серии почти всегда успешных осад, где на небольшом театре военных действий применялись особая тактика и героизм, полный неожиданностей, стычек и обострений. Верчелли был взят в 1553 году, Ивреа и Казале — в 1554 году.

Затем Франция вторглась на Корсику, воюя против генуэзцев в 1553 году, и послала маршала де Терма поддержать повстанцев на острове. Санперо д'Орнано был назначен капитаном под началом маршала де Термеса, и на какое-то время был назначен интендант юстиции на острове.

Самое яркое военное событие произошло в центре полуострова. Франция, чтобы помешать герцогу Флоренции, который был в союзе с Карлом V, подтолкнула сиенцев к восстанию против испанского гарнизона, который был навязан им в 1540 году и который фактически был изгнан в 1552 году. Пьер Строцци отвечал за защиту сиенцев от атак имперцев под командованием маркиза де Мариньяна. Поскольку он хотел провести кампанию на территории Сиены, он попросил короля делегировать военачальника, который возглавил бы оборону самого города. Был назначен Монлюк; в своих «Мемуарах» он подробно рассказал об эпизодах осады, в которых сыграл, конечно, наибольшую роль. Мы не решались, говорит он, послать его, потому что боялись его причудливого, злого, неприятного характера, и он рассказывает со своим забавным гасконьским воодушевлением, что сложил свои недостатки в мешок и бросил их в огонь. Он не выбросил их всех, поскольку у де Сельве, который некоторое время находился в Сиене, возникли с ним серьезные трудности, о которых Монлюк старается не упоминать. По крайней мере, он проявил достаточно изобретательности и даже ловкости в обращении с подозрительным и непокорным населением. Он прибыл в Сиену примерно в середине июля; его положение там было скомпрометировано по вине Строцци, который был разбит при Лучиньяно, так что маркиз Мариньян смог использовать все свои силы при осаде. Затем тяжелая болезнь держала его почти прикованным к постели до сочельника. После того как первые нападения были отбиты, маркиз де Мариньян решил морить жителей голодом. В апреле 1555 года паек солдат был сокращен до 12 унций хлеба, а у нестроевых - до 9 унций в день. Они были вынуждены капитулировать 17 апреля, но Монлюк покинул город с военными почестями.

На северо-востоке Франции неудачи кампании, которую возглавил Монморанси, еще больше подчеркнули славу Франсуа де Гиза в Меце. Сын коннетабля капитулировал 20 июня 1553 года в Теруане, который император безжалостно сравнял с землей; Хесдин также был взят и уничтожен. Коннетабль прибыл в Амьен только в конце июля; он не знал, как использовать 50 000 человек, которыми он командовал. А когда король прибыл в армию, его присутствие принесло с собой лишь напыщенную торжественность, аппарат инертного величия, парализовавший всю энергию. Перед Валансьеном, где находился лагерь императора, мы устроили большой парад, а затем отступили под предлогом того, что Карл не покинул своих позиций. 21 сентября боевая деятельность была приостановлена.

В 1554 году были предприняты более масштабные усилия, направленные на Брюссель, где, как считалось, французы могли глубже проникнуть в земли Императора. Монморанси, Антуан де Бурбон и маршал де Сен-Андре собрали 40 000 пехотинцев и 12 000 лошадей, и к ним прибыл король. Но когда Динан был взят и город разрушен, приближение императорской армии под командованием Карла V и Эммануэля Филибера заставило коннетабля отступить. Преследуемый очень горячо, он двинулся на Камбре, затем на Кале и Булонь и предпринял осаду Ренти. Император, попытавшись деблокировать город, потерпел поражение 13 августа; он потерял убитыми 500 человек, оставил в руках французов от 5 до 600 пленных и 5 пушек. Несмотря на этот успех, о котором трубили, король и коннетабль 15 августа сняли осаду Ренти и вернули армию в Компьень. Они почти ограничились разорением страны, не важно друга или врага; Говорят, двести деревень были разрушены.

Тогда произошел взрыв гнева и презрения к Монморанси, тщательно поддерживаемый друзьями Гизов, остававшимися почти чужими в происходящих событиях. Вина в этих неудачах, очень жестко заявил венецианский посол, лежит на коннетабле, который раньше слыл малодушным человеком, а теперь считается человеком очень трусливым (vilissimo), так как боялся преследовать побежденного врага и почти всегда находился в бегах. Это обсуждается повсюду. Фактически Монморанси показал себя совершенно неспособным; его военная репутация, во многом узурпированная в действительности, почти превратилась в насмешки, и он заставил Генриха II сыграть довольно недостойную роль. Ему потребовалась вся слепота привязанности, чтобы не заметить этого.

Отречение Карла V и Восельское перемирие

Франция всегда надеялась найти в Германии или на Востоке средства сопротивления власти Императора. В 1552 году турки возобновили военные действия в Венгрии, и война там была ужасной. В 1553 году Генрих II воссоединился с немцами. Речь шла о том, что Его Величеству было сообщено, что Император умер или настолько поражен или изнурен различными болезнями, что совершенно бесполезно договариваться об устройстве дел Империи или заключать хороший и совершенный союз как для сохранения королевства Франции, так и для свободы немецких штатов и договаривающихся принцев. Но немцы больше не верили в бескорыстие Франции; Реформаторы были очень раздражены гонениями, направляемыми королем против своих единоверцев, и связи с Францией заметно ослабли.

Со своей стороны, император с 1553 года стремился привязать Англию к своей политике. Когда в июле 1553 года умер Эдуард VI, Мария была провозглашена королевой, и почти сразу же Карл указал ей, что она может рассчитывать на его поддержку, на поддержку Фердинанда, на поддержку Папы, и что у нее не будет двух сомнительных соседей - Франции и Шотландии.

Карл очень рано выдвинул кандидатуру своего сына Филиппа для брака с Марией. Его посол сделал предложение, которое королева приняла со смехом. 21 декабря в Лондон было отправлено чрезвычайное посольство, чтобы сделать официальное предложение, и в июле 1554 года Филипп наконец отправился в Англию на празднование унии, освященной 25 июля. Первоначально он получил всевозможные рекомендации по поведению: давать пенсии крупным и влиятельным чиновникам, ласкать дворянство и быть доступным для него, появляться часто на виду у народа. Мы, очевидно, опасались его несколько надменного высокомерия и его кастильской холодности. На самом деле трудности ситуации не заставили себя долго ждать. Симон Ренар писал Карлу в августе 1554 года: «Речь идет о том, чтобы договориться испанцам с англойцами, но, по вине языка, они будут отвратительными иностранцами». Вопрос религии представляет собой то, что еретики делают нам хуже; В действительности между новым королем и его подданными все больше росло недопонимание, особенно потому, что Филипп целиком и неуклюже посвятил себя восстановлению католицизма в Англии.

Агенты короля Франции сделали все, чтобы помешать браку и ослабить правительство Марии Тюдор. В феврале 1554 года они спровоцировали восстание, которое казалось достаточно грозным, чтобы заговорили о том, чтобы заставить королеву укрыться в Кале. Оно было подавлено, но ситуация долгое время оставалась очень напряженной, и разрыв с Францией все еще оставался под вопросом. Это должно было произойти только в 1556 году.

Карл, однако, приложил огромные усилия, чтобы умиротворить Германию. «Чем больше я думаю о волнениях в Германии , — писал он в июне 1554 года, — тем меньше я вижу, что существует какой-либо другой способ обеспечить там регулярный покой или смягчить упомянутые волнения и не допустить дальнейшего развития беспорядков от плохого к худшему», чем сеймом и всеобщей ассамблеей штатов. Но сейм, который он созвал в Аугсбурге, постоянно задерживался из-за недоброй воли немцев. Окончательно объявленный на ноябрь 1554 года, он открылся только 5 февраля 1555 года. Император, больной, занятый французскими делами, был вынужден отказаться от отъезда из Нидерландов и передал свои полномочия брату, умоляя его не жертвовать интересами религии, стремясь «вернуть гармонию», идеал, которого труднее достичь, чем когда-либо. После обсуждений, продолжавшихся с начала апреля до конца сентября, в разгар очень оживленных дискуссий и под постоянной угрозой разрыва между католическими и протестантскими партиями, в октябре был заключен так называемый Аугсбургский мир. Существенной статьей была свобода вероисповедания, предоставленная лютеранским князьям; который установил разделение Германии на две религии. По правде говоря, этот мир был лишь компромиссом, условия которого были приняты договаривающимися сторонами лишь со всякими ограничениями. Однако удалось приостановить борьбу, назревавшую в начале 1555 года и которой католики боялись даже больше, чем реформаты. Более того, о состоянии здоровья императора продолжали распространяться всевозможные слухи; в письмах из Германии утверждалось, что он настолько слаб умом, что приходится воздерживаться от сообщения ему большинства дел; что он только развлекался тем, что собирал или разбирал часы, которыми была полна его комната; что даже его считали мертвым (это было в январе 1555 года). Немного позже, когда он отрекся от престола, Папа заявил, что он был недеиспособен и что, следовательно, его отставка не имеет никакого значения.

При французском дворе Монморанси оставался представителем идей мира; он конфиденциально говорил об упрямстве упомянутого короля Франции, которое могло причинить полную гибель тому или иному, и, без сомнения, он нацеливался на упрямство Гизов даже больше, чем на упрямство короля. Он был тем более миролюбив, чем они были более воинственными. Желая положить конец военным действиям, он обратился к Марии Тюдор, которая сохраняла нейтралитет. Мария приняла роль посредника и подготовила конференцию, которая открылась в Марке 25 мая 1555 года. На ней обменялись весьма резкими замечаниями. Император написал своему брату 8 июня, что послы несколько раз совещались, но французы не преминули возобновить все старые ссоры. После семи сеансов мы расстались, так и не договорившись ни о чем.

Поэтому Генрих II попытался найти политический рычаг в Италии и вел переговоры с Павлом IV, сменившим 23 мая 1555 года Марселя II [Юлий III умер 28 марта 1555 года, Марсель II, избранный 5 апреля, правил всего двадцать пять дней]. В конце декабря снова казалось, что соглашение с императором настолько далеко от реализации, что Франциск Гиз принял командование армией, намеревавшейся пройти в Италию, чтобы завоевать Неаполитанское королевство.

Однако положение французского правительства было тяжелым. Ренар сказал, что в стране истощены финансы, что король больше не может получить их от своего народа. В то же время император, все более заболевая, хотел мирно осуществить очень сложные и деликатные действия по отречению для своей огромной империи. Почти внезапно он вновь взял на себя инициативу на переговорах, которые открылись в аббатстве Восель в январе 1556 года. Французские полномочные представители проявили себя вполне уверенно. Они заявили, что не вернут ни одного из сделанных завоеваний, что настаивать на этом будет лишь пустой тратой времени. Карл пошел на попятную, и через два дня были согласованы условия пятилетнего перемирия; мир был подписан 15 февраля. Франция сохранила свои завоевания в Пьемонте, сохранила за собой Три епископства и не отказалась прямо ни от одного из своих союзов ни с османами, ни с некоторыми итальянскими принцами.

25 октября 1555 года Карл V отрекся от правительства Нидерландов в присутствии Генеральных штатов семнадцати провинций, членов Советов, рыцарей Золотого руна, иностранных послов и довольно многочисленной публики; 16 января 1556 года он уступил Филиппу королевства Арагонское, Кастилию, Сицилию и Неаполь. Титул императора он сохранил лишь по просьбе брата, опасавшегося волнений в Германии. Затем он удалился в монастырь Юсте в Испании.

В последние годы его правления мысль о воссоединении Империи с Испанией для Филиппа, о женитьбе этого самого Филиппа на грозной Марии, вооруженная борьба с протестантами показывают, что он не отошел от химерической идеи о великолепии своего дома, о том, что его католические чувства возвысились, его душа ожесточилась.

Когда он исчез с европейской сцены, он потерпел неудачу во всех своих начинаниях, в то время как король Франции отчасти преуспел в борьбе с ним. И все же имперская политика кажется такой же единой и логичной, как политика Франции кажется разрозненной и даже бессвязной.

Австрийский и фламандский принц, испанский государь, император, искренний католик, нормально, что Карл V поднял вопрос о Бургундии против Франции, что он воевал с Франциском I в Италии, что он воевал против турок, против немецких князей, против Лютеран. Напротив, Франциск I, католик, поддерживал протестантов и вступил в союз с османами; абсолютный суверен, выступает за сопротивление Германии имперской власти, нападает в Италии на принцип национальной независимости, который он провозглашает для Франции.

Но Карл V угрожал всем интересам, и общая опасность группировала противников императора вокруг Франциска I. И тогда его концепции были, пожалуй, неосуществимы, потому что были отсталыми и нарушали права наций и личности. Франциск I, напротив, оказался представителем современных идей почти вопреки самому себе. Что было замечательно в Карле V, так это ценность его интеллекта и искренность его убеждений. Он почти заслужил победу, но было бы прискорбно, если бы ему это удалось.

Источники:

Lemonnier Henry La lutte contre la maison d'Autriche, la France sous Henri II (1519-1559) \\ Histoire de France. T. V, partie 2), de E. Lavisse. — Paris, Hachette, 1911. (Борьба против Австрийского дома, Франция при Генрихе II)

https://www.mediterranee-antique.fr/Auteurs/Fichiers/JKL/Lavisse/Histoire_France/T52/T52_00.htm

Лемонье Анри Итальянские войны (1492–1518) \ Перевод Некрасов М.Ю. — СПб.: Евразия, 2020. — 288 с. (Parvus Libellus) = Les guerres d'Italie (1492–1518), часть труда Histoire de France. T. V, partie 1), de E. Lavisse. — Paris, Hachette, 1911

Лемонье Анри Борьба между Франциском I и Карлом V (1519–1547) \ Перевод Некрасов М.Ю. — СПб.: Евразия, 2023. — 256 с. (Parvus Libellus) = La Lutte Entre Francois Ier Et Charles-Quint. 1519-1547, часть труда Histoire de France. T. V, partie 2), de E. Lavisse. — Paris, Hachette, 1911